Архивы Джуда

При всем моем глубоком уважении к Марии Семеновой концовка эпопеи про Волкодава мне совершенно не нравится. И вовсе не из-за гета, между прочим :-) Просто она с одной стороны блеклая, "никакая" и без необходимого, на мой взгляд, пафоса, а с другой стороны - ненормально жестокая. Разрушить Самоцветные горы - это прекрасно, но вместе с каторжниками? Полный оффкер, на мой взгляд. Моя версия кажется мне не просто логичной, но и более подходящей по духу. Но, к сожалению, рассказ здорово недоработан: вместо невнятного эпизода про вещие сны предполагалось наличие выросшей из "Песни Надежды" целой рудничной религии, в которой центральная роль мессии, который придет, претерпит, искупит и спасет, отводилась сами понимаете кому :-) Имейте это в виду при чтении, потому что я уже остыл и текст вряд ли буду переделывать.

Автор: Джуд

Фэндом: М. Семенова, «Волкодав»

Рейтинг: R

Герои: Волкодав/Эврих

Предупреждения: AU, частично OOC, несексуальное насилие, некоторые параллели могут быть оскорбительными для верующих людей.

Авторские примечания: Сеттинг – пятая книга, «Самоцветные горы». Рейтинг дан не за эротику :) Авторским произволом Церагат сделан из старшего надсмотрщика главным надсмотрщиком. Да, и самое главное – этот рассказ продолжает серию «Нечестивых историй» тем, что от начала до конца явился мне во сне, отсюда и общая маразматичность сюжета.

Я с тобой

- Я с тобой, - Эврих решительно вздернул подбородок.

- Аррант, не дури, - устало и рассеянно откликнулся Волкодав, продолжая перебирать содержимое заплечного мешка. Такое пренебрежение к выстраданному решению обидело Эвриха, он набычился и упрямо повторил:

- Я с тобой. Прогонишь – следом пойду.

- Тебе жить надоело? – буркнул венн, раздраженно поднял голову и осекся – в отчаянных изумрудных глазах арранта была непоколебимая уверенность. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять – он не отступится.

- Дурак ты, - с горечью сказал Волкодав, поднимаясь. Передал туго набитую котомку глядевшей на него с ужасом Афарге, ножны с Солнечным Пламенем – Тартунгу. Сразу стало пусто и одиноко.

- Идите, друзья, - он скупо улыбнулся брату и сестре, положил им ладони на плечи – не обнимая, а слегка отталкивая. – Поклонитесь от меня... всем нашим.

Потом перевел взгляд на Эвриха и добавил отчужденно и враждебно:

- Уйди по-хорошему. Не путайся у меня под ногами.

Кого другого эти слова заставили бы развернуться и оскорбленно удалиться, вычеркивая из сердца возомнившего о себе самодура, - но только не Эвриха. Аррант нахально рассмеялся, сверкнув белыми зубами, притопнул ногой и весело ответил:

- Не отвертишься! Я с тобой.

Волкодав безнадежно пожал плечами и, не тратя больше слов, шагнул на тропинку, почти незаметную в зарослях ивняка.

*   *   *

В долины уже спустилась ночь, но здесь, наверху, еще алел закат, и даже краешек усталого багрового солнца виднелся из-за черных зубцов, освещая место ночлега.

За весь день Волкодав не произнес ни слова, и Эврих, пожалуй, был даже рад этому – сумасшедший венн шагал по осыпям так стремительно, что при попытке угнаться за ним безнадежно сбивалось дыхание. Аррант трусил следом, временами переходя на бег, и с недоумением спрашивал себя, что за блажь нашла на него. Он наполовину знал, наполовину догадывался, что намерен предпринять его друг, - и чем он сможет помочь ему в этом подвиге? Ни разу не бывавший под землей, знать не знающий шахтных лабиринтов, - кто он, если не обуза? Да и зачем ему идти на верную смерть ради чужого дела, не дописав свою лучшую книгу, не повидав и десятой доли стран, которые так хотел повидать?..

Эврих так расчувствовался, жалея себя, что чуть не расплакался. Решение, казавшееся утром таким естественным и правильным, сейчас выглядело несусветной глупостью. Ему до визга хотелось жить, жить во что бы то ни стало – долго и счастливо, стряхнув с себя чужой, ненужный долг.

Сдержав жалобный всхлип, Эврих поднял голову и посмотрел на неподвижно сидевшего поотдаль Волкодава. Странный это был привал – не горел костер, не растянут был походный полог, не побулькивал аппетитно на огне котелок с ужином... Венн шел весь день не оборачиваясь и не останавливаясь, а когда солнце до половины скрылось за острыми пиками, просто сел чуть ли не на тропе и замер, как будто и не дыша. Даже Мыш, уставший за день, не посмел шмыгнуть ему за пазуху, в тепло – влез в складки серого плаща, брошенного на траву рядом, и настороженно поглядывал оттуда светящимися глазами.

За весь день Эврих ни разу не посмотрел другу в лицо, но догадывался, что оно должно быть бесстрастным и даже немного скучающим, как всегда, когда Волкодав затевал важное дело. Но вот спина, на которую он сегодня нагляделся до оскомины, широкая спина венна была непривычно напряженной, словно он нес на плечах невидимый, но очень тяжелый груз. Все было совсем не так, как перед поединком... или даже самоубийственной битвой. Тогда Волкодав становился подобием своего меча – средоточием силы, правды, готовности; воздух вокруг него искрился и звенел.

Сейчас же от фигуры отвернувшегося венна катились волны черной, горькой обреченности: Эврих как наяву увидел проведенный по траве круг, замыкающий Волкодава от мира живых.

Ему стало страшно. Как будто друг на его глазах превратился в каменную статую или в жуткое, неназываемое словами чудовище из детских кошмаров. Бежать прочь захотелось настолько сильно, что ноги свела нетерпеливая судорога.

Внезапно темная в надвигающихся сумерках фигура едва заметно шевельнулась. Эврих напряг глаза, почти панически вглядываясь в каждое движение. Волкодав вытянул вперед руку, повернул ее ладонью вниз... Эврих видел днем раньше, как Волкодав усилием воли зажигал огонь, и задержал дыхание, ожидая повторения этого чуда. Сердце отсчитало несколько мгновений... ничего не происходило. Венн уронил руку и едва слышно вздохнул.

Все трусливые и малодушные мысли словно ветром сдуло. Он еще успел мимолетно изумиться – да что же это за морок на меня напал? – но усталые ноги сами подняли его и в мгновение ока донесли до безнадежно опустившего голову венна. Аррант неуклюже шлепнулся рядом на мокрую и холодную от росы траву и что было сил обнял Волкодава за твердые, как каменные валуны, плечи.

- Друг мой...  – задыхаясь, прошептал он. И, не найдя слов, повторил снова: - Друг мой...

Волкодав качнул головой. Он сидел, бессильно положив руки на колени, не пытаясь ни отстраниться, ни обнять арранта в ответ. Его длинная полуседая грива была тщательно, волосок к волоску заплетена незнакомым Эвриху способом – он ни разу не видел ничего подобного. Осторожно коснувшись пальцем одной косы, Эврих робко спросил:

- Что это значит?

Он не ждал ответа, но Волкодав произнес очень тихо:

- Завтра увидишь.

Голос у него был равнодушный, безжизненный, но Эврих знал друга достаточно хорошо, и сердце у него сжалось, почувствовав скрытую за бесстрастностью боль. Как он мог – нет, как он мог даже помыслить о том, чтобы оставить Волкодава наедине с его страшным, непонятным еще до конца долгом? «Бес попутал», - вспомнил он бытующее во многих народах присловье и даже не улыбнулся, настолько точно оно прозвучало. Именно что бес.

Преувеличенно бодро засвистев какую-то мелодию, Эврих поднялся на ноги и пошел к кустам за дровами. Было уже почти темно, ощутимо холодно, и комары пропали. С ночным зрением у арранта было плоховато, поэтому за хорошую охапку сушняка он заплатил десятком царапин и сбитым о камень большим пальцем ноги, но поселившаяся в нем веселая решимость только усмехалась этим мелким неприятностям. Все еще удивляясь неожиданному приступу малодушия, Эврих наломал хворост и сноровисто разжег костер – в отличие от венна, он прихватил с собой и кремень с кресалом, и фляжку вина, и даже любимое стило, вот только «Дополнения» остались в мешке у Афарги.

Венн явно не собирался двигаться с места, поэтому Эврих предусмотрительно развел костер поближе к нему. Разгорающееся пламя сразу же сделало ночь непроглядной, но вместе с тем и заключило их в круг теплого, живого света, отгораживая от окружающей темноты. Эврих поднял с травы плащ, вытряхнув оттуда недовольно пискнувшего Мыша, и набросил вытертую замшу на плечи Волкодава. Сам сел рядом, укрылся свободным концом плаща и отвинтил колпачок фляжки.

- Будешь? – бодро спросил он.

Волкодав помолчал, раздумывая, и кивнул.

- Давай.

От костра ли, от пары ли глотков вина, а может, от тепла сидящего рядом друга Эвриху стало совсем спокойно. Он протянул руки к огню и сказал:

- Спать, что ли? Поздно уже...

Волкодав снова покачал головой и вернул ему фляжку.

- Я не хочу, - ответил он, и Эврих с внезапным мучительным разочарованием понял, что покой снизошел только на него, а венн так и не вернулся из холодного и безнадежного мира своего предчувствия.

- А ты спи, - внезапно добавил он и едва заметно усмехнулся. – Загонял я тебя сегодня...

Эврих хотел было возмутиться, но внезапно понял с удручающей отчетливостью, что попросту не выдержит ночного бдения рядом с погруженным в мрачные думы веном и к утру наверняка рехнется, а к тому же будет совершенно не способен на продолжение сегодняшней гонки. Поэтому он просто еще раз крепко обнял Волкодава и, когда тот выжидающе поднял голову, твердо сказал, глядя в его глаза, в которых отражались язычки пламени:

- Я с тобой.

Венн невесело улыбнулся.

- Я понял. Спи давай, - с этими словами он снял с себя плащ, помог Эвриху укутаться, а когда тот завозился, устраиваясь поудобнее, молча притянул его к себе и принял золотоволосую голову на сгиб руки. Таких нежностей между ними в заводе отродясь не было, но Эврих ничуть не удивился: он не мог выразить этого словами, но отчетливо чувствовал, что сегодня между ними возникла какая-то новая близость.

*   *   *

Проснулся он, несмотря на вчерашнюю усталость, очень рано – солнце едва взошло, и его не было видно за затянувшим всю поляну густым туманом. Костер погас, и на черных углях поблескивали капли росы. Волкодава рядом не было.

Эврих испуганно вскинулся – с безумного венна сталось бы уйти неведомо куда одному посреди ночи – но Волкодав уже появился из кустов, голый по пояс после умывания. Его волосы уже были переплетены заново, так же тщательно и замысловато, как вчера, и, кроме покрасневших век, ничто не выдавало в нем человека, проведшего бессонную ночь.

Он улыбнулся Эвриху, и арранта пробрал холодок: такой бесконечно приветливой и бесконечно отстраненной улыбки он не видел у друга никогда. Словно эта ночь жестким наждаком содрала с него весь прежний характер, все человеческие, живые черты, оставив... Эврих не знал, как правильно назвать – понятие, слово, образ?

Все еще улыбаясь, Волкодав подошел к нему, помог встать и негромко спросил:

- Выспался?

Эврих только затряс головой неопределенно, не в силах придумать связного ответа. Человек, стоящий рядом, никак не мог быть его лучшим другом, диким варваром, знакомым до последней черточки и жеста. Никогда в жизни Волкодав не смотрел так – светло и отрешенно, и никогда в его голосе не было столько тепла – только вот нечеловеческого. И никогда в жизни он не двигался так, словно за его спиной развернуты были огромные белые крылья, удерживающие его на какой-то волос над землей – но все же уже в воздухе. Больше всего Волкодав сейчас походил на Бога, и это было непередаваемо неправильно и жутко.

Эврих попятился, не смея отвести взгляда от прозрачных, как родниковая вода, приветливых глаз, - и Волкодав укоризненно покачал головой:

- Что ж ты? Идем, нам пора.

Белые крылья наверняка существовали только в воображении Эвриха, но Волкодав и впрямь перепрыгивал с камня на камень с такой легкостью, словно что-то поддерживало его в воздухе. Впрочем, аррант, к своему удивлению, не отставал: неизвестно откуда взявшейся легкости и силе были нипочем ни сутки без еды, ни скудный сон.

Они бесконечно долго поднимались по крутой осыпи, уходившей в непроглядный туман, и остановились только тогда, когда из белой пелены показалась потемневшая от времени деревянная крепь, удерживающая узкий – в три доски – карниз, прилепившийся к склону. Волкодав ловко вскарабкался по опорам, протянул Эвриху руку, и сердце у того екнуло – конец пути оказался неожиданно близко. Из тумана внезапно, словно где-то открылась дверь, донесся скрип колес, стук каких-то механизмов, человеческие голоса. Венн выпрямился, отряхнул руки и внимательно посмотрел на друга.

- Еще не поздно, - с безучастной заботой произнес он. – Ты еще можешь уйти.

Эврих давно потерял всякое представление о том, куда и зачем он идет, – друга с ним рядом уже не было, а это незнакомое существо его скорее пугало, – но все-таки он с удивлением услышал собственный голос:

- Я с тобой.

Венн дотронулся до его плеча. В этом жесте не было признательности, скорее, смутная память о ней. Потом повернулся и пошел навстречу приближающимся звукам.

Скрипучие мостки вывели их к просторной площадке, камень на ней был до блеска отполирован ногами тысяч невольников. Из черного зева пещеры пахнуло нечистым теплом. Волкодав на мгновение обернулся, посмотрел на расплывающийся в тумане бледный круг солнца, - и в его волосах сотнями хрустальных бусин засверкали капли влаги.

Из темноты раздался гулкий грохот, но прежде чем Эврих сумел понять, чем он вызван, к ним шагнул тепло одетый стражник, выставив перед собой короткое копье на толстом древке. Появление незнакомых людей на руднике было делом неслыханным, но стража одолевало такое похмелье, что его и огнедышащий дракон не удивил бы.

- Кто такие? – с трудом ворочая языком, спросил он и запрокинул голову, пытаясь разглядеть заплывшими глазами лицо высокого венна. Через несколько мгновений похмельная маета внезапно оставила его, он неожиданно резво отпрыгнул и свистяще выдохнул:

- Ты?

- Вспомнил? – ровно спросил Волкодав.- А сны вспомнил?

Стражник судорожно, торопливо закивал.

- Тогда зови Церагата.

Топот шагов надсмотрщика смешался с надсадным скрипом тележки – теперь Эврих сообразил, что это за звук, - и на свет робко выглянул до черноты чумазый подросток, замотанный в закопченные лохмотья. Он ошарашенно вертел головой, недоумевая, что за сила заставила стражника бежать так, словно за ним гнался десяток снежных барсов.

При виде мальчишки по лицу Волкодава прошла судорога, но тут же пропала, уступив место прежнему спокойствию. А подросток медленно, шажок за шажком приближался, бросив тачку и не сводя с венна завороженного взгляда. Эврих был уверен, что парнишка видит совершенно не то, что он сам.

Волкодав протянул руку – и мальчишка рухнул на колени. Из его глаз покатились слезы, но он улыбался – счастливо, молитвенно. Венн коснулся грязных, слипшихся волос, и мальчик задрожал.

- Иди, - тихо, но как-то особенно отчетливо сказал Волкодав. – Передай всем: я пришел.

Эврих остолбенело наблюдал за этой сценой, но тут, едва не сбив с ног метнувшегося в пещеру мальчишку, на площадку вынесся целый табун стражников с огромным человеком, закутанным в меха, во главе.

- Где? – рявкнул Церагат.

Волкодав не торопясь обернулся к нему, и главный надсмотрщик внезапно зажмурился, словно в глаза ему ударил яркий свет.

- Вспомнил? – повторил венн. – И сны вспомнил?

- Вспомнил, - угрюмо подтвердил Церагат.

- Я пришел, - венн раскинул руки, словно демонстрируя свою безоружность. – Я готов выполнить договор.

- Откуда я знаю, что ты не врешь? – прищурился приходящий в себя надсмотрщик.- Мало ли что я во сне увидел!

- Не только ты, - тихо возразил Волкодав, и окружившие Церагата стражники вразнобой закивали. – Тебе нужны доказательства?

Он поднял руку – таким жестом вождь посылает в битву полки, – и в небе, все еще затянутом туманной дымкой, коротко загремело. Зашуршал, стекая по склону, щебень, и черная глыба размером с человеческую голову, грянувшись о камень у ног остолбеневшего Церагата, с треском раскололась. Среди осколков таинственным огнем полыхнуло гнездо невиданных, с кулак величиной, рубинов. Эврих раскрыл рот и с внезапной печалью подумал: «А вчера костер зажечь не смог...»

Церагат рухнул на четвереньки и протянул дрожащую от жадности руку к алому сокровищу.

- И так – все Самоцветные горы, от вершины до подножия, - спокойно ответил Волкодав на вопрос в горящих от алчности глазах. – Отпусти людей.

Надсмотрщик с трудом оторвался от созерцания камней и поднялся на ноги.

- А вторую часть? – вкрадчиво спросил он. – Вторую часть договора ты помнишь?

- Помню, - кивнул Волкодав. – Я готов.

«Что это еще за вторая часть?» - Эврих чуть не выкрикнул это вслух. Первой части ему вполне хватило – он уже понял, что сумасшедший венн, неизвестно как обретший власть над камнями, собрался ни много ни мало принести себя в жертву, приняв добровольное рабство вместо тысяч и тысяч каторжников. Чего же еще было желать надсмотрщикам?

- Готов заплатить? – недоверчиво переспросил Церагат.

- Не заставляй меня повторять, - в ровном голосе венна послышался гнев. – Я выполню обещанное.

- Тогда иди, - надсмотрщик схватил обеими руками осколок породы с драгоценной начинкой и торопливо зашагал вперед. Стражники окружили Волкодава: видно было, что им очень хочется подтолкнуть его, но дотронуться до венна не посмел ни один.

Странная процессия исчезла в черном зеве, и лишь тогда Эврих, опомнившись, побежал следом. Ему было страшно до дрожи в коленях, но оставить Волкодава – кем бы он ни был – одного он не мог.

Внутри было тепло и темно, масляные фонари в руках стражников бросали слабый желтый свет на неровные стены. Каждый звук порождал причудливое многократное эхо, и, вспугнутые им, под потолком с резкими криками носились летучие мыши. Уже через сотню шагов померкло за поворотом пятно дневного света, и Эврих понял, почему его друг так не любил пещеры. Сейчас он не задумываясь отдал бы пять лет жизни за возможность оказаться снаружи.

Каменный пол шел под уклон, воздух становился все более спертым и вонючим. Выбеленная полотняная рубашка Волкодава – его плащ лежал у Эвриха в сумке – светлым пятном плыла впереди, и аррант снова увидел незримый груз, пригибающий к земле плечи последнего из Серых Псов.

За новым поворотом открылась обширная пещера, по стенам которой чадно горели десятки факелов, так что отвыкшим от света глазам даже стало больно. Здесь сходилось множество узких штреков, темных и освещенных, и в каждом толпились люди – молча,  неподвижно, только поблескивали в свете факелов глаза на черных лицах.

Церагат, Волкодав и несколько стражников вышли на середину пещеры, и в воздухе пронесся слитный гул, словно вся масса людей одновременно вздохнула. За спинами надсмотрщиков Эвриху было ничего не видно, и он локтями проложил себе дорогу в первый ряд. На гладком, выскобленном каменном полу лежали тяжелые деревянные колодки. Аррант перевел взгляд на стражников, увидел длинные бичи в их руках – и отчаянно закричал, наконец поняв все.

Волкодав обернулся на крик. Легким жестом отстранив стражников, подошел к Эвриху и улыбнулся совсем по-человечески – виновато и грустно.

- Ты... иди, - неловко сказал он. – Проводил – и ладно, а теперь или. Не надо тебе тут...

- Нет... нет! – прошептал Эврих, сжав кулаки до хруста в пальцах. Глаза у него щипало, но совсем не от дыма. - Пожалуйста...

Вместо ответа Волкодав обнял его, крепко прижал к себе, и Эврих, всхлипывая, ткнулся губами в шершавую обветренную щеку. Венн чуть вздрогнул и быстро отстранился.

- Все, иди, - хрипло сказал он и, отвернувшись, пошел обратно в круг.

Эвриха трясло и шатало, он так сосредоточился на том, чтобы не упасть, что едва расслышал напряженный голос Церагата:

- По человеку за удар, запомни, и никаких поблажек! Ты сам вызвался!

Тишина – и совсем тихий ответ:

- Делай что делаешь.

Оглушительно хлопнул бич, стражник с силой вытолкнул в ведущий наружу коридор первого раскованного, и Эврих застонал. «Во имя Проклятых Навеки, что ты делаешь, Волкодав? Ты выдержишь тридцать, может, сорок ударов, но рабов здесь десятки тысяч! Ты умрешь, не освободив своими мучениями и сотой их доли! Что ты делаешь, друг мой, остановись!»

Наверное, та же мысль пришла в голову и Церагату, потому что до Эвриха донесся его зычный голос, легко перекрывший свист бича и страшный, мокрый звук ударов:

- А если ты сейчас сдохнешь, кто же первую часть договора выполнит? Нет уж, будешь по частям урок выполнять! Глядишь – лет за тридцать за всех и расплатишься!

После долгой паузы раздался хриплый, неузнаваемый голос:

- Не... сдохну... Не бойся...

Эврих упал на колени, обливаясь неудержимыми слезами. Мимо него бежали, ковыляли, крались к выходу истощенные люди с безумными глазами, свобода каждого из которых была щедро оплачена кровью его друга. И ничего, ничего нельзя было поделать, чтобы остановить этот страшный счет...

Эвриха тошнило от страха, когда он поднялся на нетвердые ноги и слепо пошел вперед, расталкивая стражу. Взвившийся для нового удара бич задел его мокрым от крови концом по щеке – словно пощечину отвесил. Церагат изумленно воззрился на пошатывающегося арранта и даже сбился со счета, и Эврих торопливо, опережая накатывающий ужас, выкрикнул:

- Зови помощников, Церагат, теперь дело быстрее пойдет!

Он не хотел смотреть на Волкодава – ему и так было тошно – но его взгляд против воли остановился на беззвучно дергающемся в колодках, черно-красном, бесформенном... Зажмурившись, Эврих упал на холодный пол, налетев грудью на угловатый брус, и сжался в ожидании первого удара.

- Уйди... – прохрипел Волкодав.

- Я с тобой, - перехваченным горлом ответил Эврих.

У него не было привычки к побоям и нечеловеческой выносливости венна, поэтому он закричал, когда бич легко рассек ткань, кожу, мышцы и, казалось, перерубил его пополам. Он не был закован, и тело само рванулось прочь, прочь от этой муки, бежать, пока еще держат ноги, ну почему я должен умирать невесть за что, подставляя плечо под чужую ношу? Безумный венн решил умереть, так что же – мне теперь не жить?!

Обеими руками Эврих вцепился в стиснутый кулак Волкодава, и следующий удар выбил из него новый крик.

Боль переплавлялась в счастье, когда каждый удар означал спасенную жизнь. Никогда еще Волкодав не чувствовал себя таким свободным, как сейчас, – страдающее тело осталось где-то внизу, а он парил над ним на белых крыльях, беззвучно смеясь и ликуя. А в углах уже зашевелилась, заворчала, вскипая, темная людская масса, медленно, но верно поднимаясь в общем порыве. Какие-то минуты, нет, теперь уже доли минуты оставались до конца страшной истории рудников Самоцветных гор. Лучшей смерти себе он не мог пожелать.

Жалобный стон над ухом мешал, отвлекал от торжества. Сумасшедший аррант корчился рядом, цепляясь за него. Зачем, безумец, это мой долг! Уходи!

- Я с тобой! – простонал Эврих, впиваясь ногтями в закаменевшую руку.

Аррант не видел, что черные тени все ближе подкрадываются к потерявшим бдительность от кровавой забавы стражникам, а раскованные каторжники вовсе не спешат на волю, один за другим возвращаясь в пещеру... Когда Церагат поднял голову, услышав яростный многоголосый вопль, было уже поздно.