Архивы Джуда

ЧАСТЬ 3

Настоящая жизнь началась утром, и Горлум чуть было не рванулся обратно в пещеру - солнечный свет расплавленным металлом выжигал ему глаза даже через закрытые веки. Это было невыносимо больно, но Горлум не сдавался. Прижимая ладони к глазам, царапая щеки, по которым ручьем текли неудержимые слезы, он упрямо не уходил с солнца. Он был виноват сам, и он должен был снова научиться жить в этом мире.

Похоже, что правящая миром справедливость была поражена таким упорством, и через двое суток Горлум смог открыть глаза днем. Он почти ничего не видел - только пятна света и тени, - но боль уходила, и эта первая маленькая победа над собой придала ему уверенности. С каждым днем он видел все лучше и лучше, пока наконец не настал тот момент, когда он смог различить кузнечика в траве так же ясно, как и в безлунную ночь.

Тем временем заживала и рана в груди, изрядно потревоженная во время его отчаянного бегства из пещеры. Левая рука еще слушалась не совсем уверенно, временами накатывали приступы слабости и головокружения, но в целом Горлум чувствовал себя достаточно здоровым.

Настало время думать о том, куда двигаться дальше. Обдумыванию этого вопроса Горлум посвятил несколько дней. Очередная победа над собой выразилась в том, что он смог признать: кольцо и Терн - не одно и то же. Кольцо - просто творение Терна, при помощи которого он общался с ним, и если ему нужен человек, а не холодная железка, надо искать именно Терна, а не Бильбо Бэггинса из Бэг-Энда, каким соблазнительным ни казался бы такой простой план.

Беда была в том, что кроме внешности Горлум не знал о своем чудесном друге ничего. Даже прозвище Терн было придумано им самим как примитивная замена настоящему имени, которое он не мог выговорить. Ему оставалось только положиться на интуицию и идти туда, куда советовал внутренний голос.

Но внутренний голос тоже не давал однозначного ответа. Почти с одинаковой силой его тянуло на восток и на юг. Поразмыслив, Горлум отправился на восток - почему-то он знал, что у него еще будет время повернуть.

Идти он старался все-таки ночами, а днем отсыпался в тени деревьев, ловил в ручьях рыбу и, вспоминая свою прежнюю жизнь, собирал грибы и ягоды, которыми так изобиловал этот плодородный край. Его не оставляло чувство постоянного восхищения всем вокруг, смешанного со стыдом и виной за то, что столько лет было потрачено впустую в темных пещерах. Каждый цветок, каждое дерево казались ему чудом: он старался не мять травы, не мутить хрустальной воды, не смел даже слишком пристально смотреть на звезды, словно те могли бы потускнеть от его взгляда.

Через две недели Горлум вышел к Андуину. Величественная река, катившая свои воды к югу, была в этом месте почти в милю шириной. Не покидавший за свою жизнь Ирисной Низины Горлум (годы в пещере не в счет) смотрел на Великую реку с почти религиозным восхищением. По ту сторону Андуина сплошной стеной стоял лес, спускавшийся к самой воде веселыми яркими опушками. Горлума потянуло туда словно магнитом; не раздумывая, он вошел в чистую холодную воду и поплыл к далекому берегу.

Сзади послышались растерянные крики. Горлум обернулся и увидел нескольких орков из племени Фицхака, беспокойно размахивавших руками. Горлум улыбнулся: старый добрый Фицхак, как мило с его стороны было дать ему провожатых! Он помахал оркам рукой - дескать, со мной все в порядке - и поплыл вперед.

Если бы Горлум знал, что ни одно живое существо еще никогда не переплывало Андуин в его среднем течении, он мог бы загордиться. Но для него это был вполне средний заплыв, поэтому, хоть на берег он выбрался только под утро и сильно усталый, ему и в голову не пришло, что он совершил что-то выдающееся. Наловив рыбки и со вкусом поужинав, он свернулся клубочком на мягкой траве и мгновенно заснул. На следующий день он вступил в Сумеречье.

Когда потом его просили описать свое путешествие, он отказывался чуть ли не со слезами - рассказать об этом было невозможно. Лес-храм, лес-дворец, веселый и торжественный, строгий и печальный, полный хлопотливой жизни зверей и птиц, скромного достоинства темных озер, загадочного молчания болот, пронизанный солнцем и спокойным величием надвигающейся осени... Он шел как во сне и боялся закрыть глаза даже на минуту, чтобы не пропустить ничего из открывавшегося перед ним чуда. Если бы Горлум встретил создателя этого леса, он бы встал перед ним на колени.

К ноябрю он дошел до Дол-Гулдура. Никогда не видевший иных строений, кроме избушек Ирисной Низины и орочьих вигвамов, Горлум был поражен открывшимся перед ним зрелищем. На широкой поляне стоял не то дом, не то замок, не то дворец из строгого черного камня, настолько совершенный в своих очертаниях, что, казалось, он не был построен, а вырос из земли сам, как дерево. И - самое главное - от дома просто-таки веяло Терном, хотя его самого здесь не было, почему-то Горлум знал это. Тем не менее, дом был обитаем: не раз Горлум видел, как люди в черных плащах ходят по галереям, перекликаются, а иногда, сев на вороных коней, уезжают неизвестно куда. Он знал, что это спутники Терна, и стоит ему объявиться, как его сразу же отправят к нему, но что-то заставляло его прятаться от людей в черном. Самым близким определением для того чувства, которое испытывал Горлум, был стыд, хотя он понятия не имел, чего ему стыдиться.

Однажды ночью он вышел из леса и, подойдя к дому, прижался всем телом к черному камню, показавшемуся ему теплым. Неслышным голосом дом сказал ему: «Не медли. Терн ждет тебя на юге». Той же ночью Горлум ушел.

Его путь на юг занял гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Он чудом не погиб в безжизненных Бурых Землях, повернув назад только тогда, когда уже терял сознание от жажды. Чуть не утонул во взбесившемся от зимних бурь Андуине, когда попытался сплавиться по нему. Бродил по крутым холмам Эмин-Майла и восточным отрогам Белых гор, добрался даже до Пеларгира, где безуспешно пытался отыскать своего Терна среди умбарских пиратов... Пошел бы он и дальше, в Харад, Кханд и Южное Захарадье, но внутренний голос велел ему: «Возвращайся. Ты ушел слишком далеко». Так Горлум понял, что дорога к Терну ведет его в Мордор.

Пожалуй, не стоит говорить, что Горлум очень внимательно слушал рассказы старой Мальвы, но хочешь не хочешь, а Мордор оставался для всех обитателей Севера страшноватой сказкой. И склоны Хмурых гор, когда он смотрел на них с разрушенной Осгилиатской переправы, выглядели именно хмурыми, а огни в окнах Минас Моргула совсем не вызывали желания познакомиться с ними поближе. Тем не менее, Терн был там, за этими горами - чего ему было бояться?

В этих краях было тепло круглый год, хотя природа выглядела непривычно и странно. Стены ущелий покрывал жесткий плющ, на песчаных плоскогорьях росли колючие кусты, запасавшие влагу в толстых стволах. Горячие ветры хлестали безоблачное небо, мир был суров и прекрасен. А в горах жили странные животные, с одним из которых Горлуму довелось познакомиться.

Позже, когда он начинал рассказывать об этой части своих приключений, все замирали и хватались за сердце, поскольку Шелоб полагали абсолютно невосприимчивой ко всем типам дрессировки. Но Горлума еще в Ирисной Низине не трогали даже самые злые собаки, и с этим существом он довольно быстро нашел общий язык. Шелоб считалась потомком чуть ли не Унголианты, была разумна примерно на уровне трехлетнего ребенка и, обреченная на незавидную роль вечного пугала, успела за свою долгую жизнь возненавидеть весь мир. Впрочем, к Горлуму она, можно сказать, даже привязалась. Он пытался расспросить ее, как добраться до Терна, но здесь она не могла ничем ему помочь - такого имени она просто не знала.

Пробыв с Шелоб несколько дней, Горлум распрощался с ней, как с лучшей подругой, и отправился дальше. Впрочем, он не ушел дальше Кирит-Унгольского перевала.

Кирит-Унгол был главным западным пограничным постом Мордора. В единственном с этой стороны Хмурых гор ущелье постоянно несли стражу орочьи отряды. Им-то и попался Горлум, шедший в Мордор не скрываясь, как на праздник.

Ранним утром его, спящего, нашла бригада Шаграта и, во избежание эксцессов засунув в мешок, доставила в Кирит-Унгол к большому начальству.

Орки очень ценились Гортхауэром как непревзойденные воины и разведчики, поэтому им доверялась охрана самых важных пограничных пунктов Мордора. В Кирит-Унголе службу несли отряды трех командиров - уже упоминавшегося Шаграта, Горбага и Уфтака. Последний был известен своим невыносимым характером и особым уважением не пользовался, хоть его отряд и был не хуже прочих.

Служба у кирит-унгольских орков была скучная. Из Осгилиата никто в Мордор не совался уже несколько десятков лет, пробираться вдоль Стен Мордора тоже охотников не находилось, поэтому их работа сводилась в основном к стычкам с Шелоб и разнообразным карточным играм. Стоит ли говорить, что появление первого за черт знает сколько времени нарушителя границы стало для них местным праздником.

С пленником возились, как с новой игрушкой. Несмотря на то, что полурослик был ростом примерно с десятилетнего орочьего детеныша, его на полном серьезе связали - веревкой, потому что тонкие запястья выскальзывали из наручников, - заткнули кляпом рот и засунули в подвал, специально расчищенный для такой благородной цели от многолетних напластований мусора.

Отряд Горбага ушел на дежурство, но сами боссы, естественно, сидели в казарме и пили пиво, обсуждая свежую поимку. Начальники отрядов в обязательном порядке умели читать, а поскольку ежедневных газет в Мордоре не было, им оставалось только заучивать наизусть немногочисленные ориентировки на существ, которых Повелитель желал непременно видеть у себя, буде они пересекут границы Мордора. Шаграт был в полной уверенности, что пойманный ими коротышка вполне подходит под одно из описаний.

- Рост три фута шесть дюймов... - бормотал он себе под нос, потягивая пиво. - Кожа темно-серая, волосы белые, глаза зеленые. Все сходится! Нет, вы как хотите, братцы, а я связываюсь с начальством! - он поднялся с места и вышел.

- Повезло парню, - с неудовольствием заметил Уфтак. - Теперь премию получит, а то и отпуск...

Отпуск в погранотрядах был самой болезненной темой - полгода в этой глуши, вдалеке от дома могли свести с ума кого угодно.

Горбаг лениво подначил:

- Кто тебе мешал самому его словить? - но Уфтак так бешено сверкнул глазами, что орк не решился продолжать.

Конечно же, в Кирит-Унголе не было палантира, но пограничным постам хватало и примитивных устройств, передававших только звук. Через несколько минут Шаграт вернулся, сияющий, как именинник.

- Братцы! - крикнул он, врываясь в дверь. - Праздник! Мы поймали кого-то такого, что через два часа сам Первый будет здесь, чтобы забрать его в Лугбурц (так орки произносили Барад-Дур). Нам всем обещали неделю отпуска и премию в размере двух окладов!

Орки заревели от восторга и дружно сдвинули над столом полные кружки. Один Уфтак, как всегда, был чем-то недоволен.

- Два часа... - пробормотал он, внимательно глядя в свою кружку. - А я-то думал поговорить с этим мальцом по-свойски...

Некоторые поморщились. О садистских наклонностях Уфтака знали все в отряде: кто-то относился к ним как к чудачеству, кто-то - как к болезни, но приязни к Уфтаку ни одно мнение не усиливало.

- Пойду, пожалуй, - Уфтак поставил кружку на стол и демонстративным жестом поддернул штаны. - Два часа - срок маленький, боюсь, не успею...

Он усмехнулся, оскалив желтые клыки, и, ловко перебирая ногами по приставной лестнице, скрылся в подвале.

В несколько напряженном молчании орки продолжали пить пиво.

Когда из подвала донесся первый пронзительный крик, Шаграт поморщился и со стуком опустил кружку на некрашеные доски стола.

- Он его покалечит, - сказал он в никуда, - а нам потом отвечать.

Горбаг встал и несколько раз сильно ударил каблуком по крышке погреба.

- Эй, Уфтак, хорош! - крикнул он. - Я не хочу потерять отпуск из-за того, что у тебя в штанах чешется!

Кто-то гоготнул, но тут же смолк. Отчаянный, захлебывающийся крик не утихал, временами его заглушало рычание Уфтака - даже самым бывалым оркам стало неловко.

- Хватит, Уфтак! - Горбаг еще раз стукнул в люк и, когда это снова не возымело никакого эффекта, решительно открыл крышку и полез в люк. С явным облегчением за ним последовали Шаграт и, как ни странно, Викхук - орк-новобранец из отряда Уфтака.

Внизу было почти совершенно темно, только узкая полоса света падала из проема люка, но этого хватило, чтобы орки увидели бьющегося в руках Уфтака полурослика. Горбаг радостно вздохнул - малыш не только был жив, но и не собирался сдаваться, - и от души заехал своему коллеге в челюсть.

В свое время Горбага выбрали командиром не только за организаторские способности: его удар правой мог заставить задуматься даже мумака. Уфтак, однако, не задумался - он выпустил пленника и рухнул во весь рост, как подрубленное дерево.

На мгновение стало тихо, а потом потерявший от страха голову Смеагорл вскочил и метнулся куда-то вглубь подвала. Но со связанными за спиной руками не очень-то побегаешь по сильно захламленному помещению: уже через несколько шагов он споткнулся обо что-то и упал прямо к ногам стоявшего чуть поотдаль Викхука. Новобранец мгновенно подхватил его на руки и полез наверх. За ним заторопилось начальство; крышка люка захлопнулась, отсекая мычание начавшего приходить в себя Уфтака.

В залитой ярким светом казарме их встретили чуть ли не аплодисментами. Вокруг Викхука сразу же собралась целая толпа, все с интересом и сочувствием смотрели на везучего малыша.

Одежды на полурослике не осталось; единственное, что было на нем при поимке - сильно потрепанные штаны до колена (их Смеагорл стянул с веревки в какой-то деревне) - было превращено когтями Уфтака в кучку лохмотьев, совершенно непригодную для дальнейшей носки. Но полурослик был не в том состоянии, чтобы стесняться. Он смотрел на орков совершенно дикими от ужаса глазами, переводя взгляд с одного лица на другое и, видимо, решая, бежать ему, драться или просить пощады. Его била крупная дрожь; когда Горбаг вынул из-за пояса нож и подошел к нему, чтобы разрезать веревки на запястьях, Смеагорл закричал и рванулся из рук Викхука.

- Тише, дурачок, - у молодого орка, похоже, прорезался недюжинный педагогический талант: по крайней мере, от его рассудительного голоса полурослик немного успокоился. - Никто тебя больше не тронет. Горбаг просто хочет развязать тебя.

Командир отряда тут же подтвердил его слова, осторожно перерезав веревку.

- Ты цел? - с тревогой спросил он, заглянув в полные страха зеленые глаза.

- Д-да-а... - тряским голосом прошептал Смеагорл, заикаясь. - Он... Уф-уфтак хотел...

- Уфтак - мудак, - твердо ответил Горбаг и ухмыльнулся, заметив, что получился неплохой стих. - Не думай про это. Сейчас за тобой приедут из Лугбурца, так что давай-ка приведем тебя в порядок. Как тебя звать-то? Голм?

Смеагорл слабо улыбнулся и перестал дрожать. Больше ему не было страшно.

Однако привести полурослика в полностью первозданный вид не удалось - когда Викхук опустил его на пол, выяснилось, что он то ли вывихнул, то ли сильно подвернул себе ногу, бегая по подвалу, и сам ходить решительно не может. Поэтому Смеагорла посадили на стол (если бы он сидел на лавке, орки бы спины себе переломали, наклоняясь так низко), промыли водой его царапины и ссадины, накинули на плечи чей-то плащ, а один из орков ко всеобщему изумлению добыл из-за голенища сапога гребень и предложил в качестве своего посильного вклада в процедуру.

Через пятнадцать минут умытого, причесанного, почти одетого и почти успокоившегося Смеагорла, осторожно прихлебывавшего пиво из самой маленькой нашедшейся в казарме кружки, уже можно было предъявлять начальству. И оно не замедлило явиться.

За окном послышался характерный свист крыльев зверюги, на каких летали назгулы, и через несколько минут в казарму вошел Ангмарец. Все вытянулись по стойке «смирно» - кроме Смеагорла, глазевшего на Первого с неподдельным любопытством.

Как ни странно, Ангмарец смерил полурослика таким же любопытным взглядом, а потом - небывалое дело! - улыбнулся. Похоже, в малыше был какой-то чуть ли не магический дар вызывать симпатию у окружающих.

- Значит, ты и есть знаменитый Смеагорл? - Первый подошел поближе. - Ну, пойдем. Тебя уже заждались.

- Чем это я знаменитый? - весело удивился полурослик. - А ты назгул, да?

Где-то в задних рядах орков прыснули в кулак. Ангмарец посмотрел сурово, понял, что его авторитет сейчас будет подорван раз и навсегда, и нехотя сказал:

- Назгул, назгул... Пойдем.

Однако Смеагорл с места не сдвинулся, и Горбаг объяснил насчет вывихнутой ноги, тщательно умолчав, впрочем, про Уфтака и другие обстоятельства.

Назгул поднял брови, тяжело вздохнул, навсегда прощаясь со своим имиджем, и, взяв Смеагорла на руки, быстро направился к выходу.

Орки позволили себе заржать только тогда, когда «летучая мышка» Ангмарца была уже в доброй миле от Кирит-Унгола.

* * *

Через час летун, свистя кожистыми крыльями, зашел на посадку и благополучно приземлился на каменных плитах двора Барад-Дура. Назгул со Смеагорлом на руках слез наземь и потопал, разминая затекшие ноги. Ангмарца слегка пошатывало: всю дорогу он не закрывал рта, отвечая на вопросы неугомонного полурослика - то ли Смеагорла после пережитого стресса тянуло поговорить, то ли просто дорвался до интересного собеседника... Так или иначе, за этот час Первому пришлось в деталях объяснить, почему назгулов девять, когда и кем был построен Дол-Гулдур, чем кормят «летучих мышей», кто такая Шелоб, почему здешние орки так отличаются от северных, как называются все географические объекты в пределах прямой видимости, почему у него такое мрачное лицо... и многое, многое другое. Кроме того, ему пришлось выслушать развернутое описание Терна и долго ломать голову, после чего признаться, что никого подобного он в жизни не видел. (К чести Ангмарца, надо сказать, что на его месте сплоховал бы любой - описание Смеагорла было выдержано в настолько хвалебных тонах, что даже оригинал не признал бы себя.)

Ангмарец немного потряс головой, чтобы утих звон в ушах, оставил полурослика в приемной и, помимо воли улыбаясь, отправился на доклад к руководству.

Руководство было не то чтобы не в духе... скорее, нервничало непонятно из-за чего. Гортхауэра с самого утра мучили странные предчувствия; кроме того, прошлой ночью он снова видел драконов, которые не произнесли ни слова, а только достаточно противно хихикали - неудивительно было, что Майя ожидал от полурослика какой-нибудь гадости.

В связи с этим Ангмарца он встретил настороженно и, желая немного оттянуть момент начала допроса, начал расспрашивать его о незначительных вещах вроде деталей внешности полурослика или подробностей его поимки. Первый отвечал точно и кратко, как всегда, но по его лицу продолжала блуждать такая необычайно благодушная улыбка, что в конце концов Гортхауэр разозлился.

- Да что с тобой? - раздраженно поинтересовался он. - Что ты сияешь, как именинник?

Назгул вздрогнул и попытался нахмуриться, но ничего не вышло.

- Шеф, - виновато сказал он, - это все полурослик. На него как посмотришь - невозможно не улыбаться. Извините, шеф...

Гортхауэр сменил гнев на милость так же неожиданно, как и вышел из себя.

- Невозможно, говоришь? Ну тогда давай веди его сюда, попробуем его чары на мне, - и тут Майя тоже улыбнулся, к немалому удивлению своего заместителя.

Ангмарец вышел в приемную и привычно поднял на руки безмятежно глазевшего по сторонам Смеагорла. Понизив голос, назгул кратко проинструктировал его:

- Сейчас с тобой будет говорить Владыка Саурон. Не бойся, если ты будешь честно отвечать на его вопросы, то с тобой все будет в порядке. Правда, Владыка вспыльчив, так что постарайся не злить его.

- Слушай, а зачем вообще все это - вопросы какие-то? Зачем я Саурону сдался? - похоже, после кирит-унгольской переделки Смеагорл уверовал в то, что ничего плохого с ним больше случиться не может, и окончательно обнаглел.

Ангмарец предпочел не развивать тему.

- Владыка сам тебе все скажет, - буркнул он и толкнул тяжелую черную дверь.

Все дальнейшие события развивались настолько быстро и сумбурно, что назгул потом так и не смог восстановить для себя полную картину произошедшего. Вроде бы стоявший посреди комнаты Майя обернулся на звук открывшейся двери, и в тот же момент Смеагорл истошно закричал:

- Терн, Терн! - и рванулся из рук Первого с такой силой, что тот не смог удержать выглядевшего таким хрупким малыша. Потом, кажется, полурослик бегом бросился к Саурону, но, естественно, забыл про свою подвернутую ногу и, зашипев сквозь зубы от боли, упал на колени. Дальше - Ангмарец не верил своим глазам - Владыка метнулся к упавшему так стремительно, что только ветер свистнул в складках плаща, подхватил Смеагорла на руки, и тот немедленного обнял его за шею, продолжая повторять то же самое непонятное слово:

- Терн, Терн, наконец-то...

Назгул мельком взглянул в лицо своего босса и перестал дышать - Гортхауэр был бледен как полотно, нижняя губа крепко закушена, а на щеках блестели самые настоящие слезы. За многие сотни лет своей службы Первый ни разу не видел Майя плачущим и не верил даже в принципиальную возможность такого, так что сейчас ему оставалось только усомниться в собственном душевном здоровье и признать происходящее галлюцинацией.

Галлюцинация, впрочем, была хоть и бредовой, но ужасающе четкой - вот безумный полурослик гладит босса по голове и шепчет «Не плачь», а тот, не открывая взгляда от Смеагорла, повторяет: «Ты вернулся... вернулся...» Потом Владыка называет малыша каким-то странным коротким именем, на что тот удивленно качает головой и недоумевающе переспрашивает: «Что ты сказал?» Тут лицо Саурона становится совершенно по-детски растерянным, он долго молчит и смотрит на Смеагорла так, словно только что проснулся, а потом шепчет: «Мне все равно... Я больше не могу...» и еще крепче прижимает его к себе, как будто боится, что кто-нибудь отнимет полурослика у него...

Только тут до Ангмарца дошло, что ему следует делать. Он повернулся и очень тихо вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Опустившись на банкетку в приемной, он крепко взялся руками за голову, повторяя таким образом любимый жест своего шефа. Мысли прыгали, как весенние зайцы на полянке, но самой четкой из них была одна - веселая, хотя и несколько истеричная: «Ну и наведет же нам шухеру этот полурослик!»

* * *

Поздно ночью Гортхауэр вышел на широкую террасу и с удовольствием подставил горящее лицо прохладному ветру. Смеагорл к тому времени уже давно спал мертвым сном вымотанного до предела человека в просторной постели Майя (никаких грязных инсинуаций - просто комнату для неожиданного гостя еще не успели приготовить, а сам Гортхауэр спал хорошо если раз в пару лет).

Хозяин Барад-Дура облокотился на каменный парапет, закрыл глаза и сосредоточился, выходя на связь с драконами. Обычно капризные золотые бестии на этот раз откликнулись мгновенно: два сияющих видения появились перед его внутренним взглядом, и тихие, насмешливые голоса в унисон произнесли:

- Привет.

У Гортхауэра не было сил сердиться. Негромким усталым голосом он спросил:

- Это и есть ваш подарок?

- Да, - со смехом ответили драконы. - Тебе понравилось?

Гортхауэр не ответил; помолчав немного, он спросил сам:

- Кто он?

- Как это «кто»? - драконы не умеют пожимать плечами, но в их голосах отчетливо слышалось насмешливое недоумение. - Ты же сам знаешь - это полурослик Смеагорл из Ирисной Низины.

- Почему у полурослика его лицо? - нетерпеливо перебил Гортхауэр. - Что это значит?

- Ты хочешь знать слишком много... - лениво откликнулся один из драконов. - Какая тебе разница?

- Хорошо, - Майя изо всех сил старался держать себя в руках. - Но если это полурослик, откуда он знает меня? И почему он назвал меня так?

- А, ну это просто, - кто бы подумал, что драконы умеют пренебрежительно дергать хвостом, совсем как кошки? - Мы говорили с ним через твое кольцо, пока он сидел в пещере... говорили, естественно, от твоего имени. Ну, показать ему твое лицо было совсем не трудно, сам понимаешь. А что до имени... мы старались изо всех сил, но хоббичья фонетика - это что-то! Правильно произнести «таирни» он так и не смог, пришлось остановиться на этой собачьей кличке «Терн»... Но ведь ты услышал правильно, да?

Больше вспыльчивый Майя сдерживаться не мог.

- И что же вы говорили ему от моего имени?! - заорал он, судорожно сжимая кулаки.

- Как что? Чистую правду... - один из драконов лукаво подмигнул зеленым глазом. - Что ты любишь и ждешь его, что искать тебя надо на юге... ну этого, правда, мы в открытую ему не говорили - просто показывали ему направление...

На несколько секунд Гортхауэр лишился дара речи. Страшные проклятия собирались в его голове грозовыми тучами, но произнести в конце концов он смог только одно слово:

- Что?!

- Чистую правду, - с удовольствием повторил дракон. - Ты же сам это знаешь. И то, что не отпустишь больше его от себя. И то, что будешь изводиться из-за его внешности, но ни словом не обмолвишься о своих сомнениях, потому что не захочешь огорчать его. И то, что будешь выполнять все его желания, и то, что никого ближе его не будет для тебя во всем Барад-Дуре. Ведь правильно?

С каждым словом Гортхауэр только кивал беспомощно, не в силах ни возразить, ни согласиться более явно. Весь его запал погас так же быстро, как и загорелся; дослушав до конца, он какое-то время стоял неподвижно, словно ожидая продолжения, а потом сел прямо на каменные плиты террасы и заплакал во второй раз за этот день.

- Что же мне делать? - бормотал он сквозь слезы. - За что вы так поступили со мной? Это жестокий подарок... Вы не думали о том, каково мне будет каждый день видеть его лицо и знать, что это не он? Почему вы выбрали именно меня жертвой своей непонятной игры? Почему вам нужно было взять самое больное, самое драгоценное во мне и посмеяться над ним так изощренно? Для вас это шутка, но для меня это целая жизнь... - он не сдерживал слез, по-детски размазывая их по щекам. Владыка Саурон исчез, теперь это был просто таирни Ортхэннэр, совсем такой же, как шесть тысяч лет назад, снова бессильный перед своей любовью и горем, задающий бесполезные вопросы равнодушной судьбе и не находящий ответа...

Впрочем, драконы не были такими уж бессердечными. Золотые крылья, оказавшиеся удивительно мягкими, накрыли вздрагивающие плечи Гортхауэра, и тихий голос сочувственно произнес:

- Не надо злиться на нас, Ортхэннэр. Это не просто игра, ты потом увидишь сам. Так надо, и ты еще будешь благодарен нам за этот подарок. Подожди немного... все будет хорошо.

Простые слова утешения подействовали. Гортхауэр вытер слезы и невольно улыбнулся, снова вспоминая удивительное лицо Смеагорла.