Архивы Джуда

* * *

Вверх и вверх по реке, день за днем. Ненавистные ирисы, добрые серебристые ивы, темные дубовые рощи, прячущие его от безжалостного солнечного света. Невидимый для всех - но кто спрячется от себя самого? Он был бы рад умереть, но никто не спешил его убить - а самому умереть не получалось. Слишком быстро заживали раны, слишком мало вреда приносил голод, и даже река не принимала его, брезгливо выбрасывая на берег комочек живой плоти. Смеагорл шел к горам.

Серебристый ручей, дававший начало Оболони, с журчанием вытекал из небольшой пещерки. Смеагорл посмотрел вверх, на безжизненные серые осыпи, потом перевел взгляд на бегущую воду. Солнце привычно ударило ему в глаза. Земля не прощала его. Смеагорл быстро скользнул в пещеру.

Бесчисленные подземные коридоры закончились в огромной пещере. Холодные родники питали почти идеально круглое озеро, дававшее жизнь ручью. Посреди озера возвышался каменный остров. Смеагорл остался жить здесь.

Сначала ему казалось, что он ослеп в кромешной темноте. Но быть слепым в темноте не так больно, как ослепнуть от света - и мало-помалу темнота начинала расступаться перед ним, позволяя видеть каменистые берега и неподвижную гладь воды.

Холодные воды таили в себе несметное множество рыбы. Достаточно было сунуть руку в воду, нащупать скользкое чешуйчатое тело и, стремительно вытащив, шваркнуть рыбину об камень. Сначала Смеагорл брезговал есть сырую рыбу, но голод не тетка - привык и к этому.

Темнота была скорее приятна, но холод мучил его нещадно. Он привык к холодному ветру, к дождю и снегу, к возне с тяжелыми мокрыми сетями - но после этого он шел домой, к теплому очагу, и маленькая боязливая племянница подносила ему стакан горячего вина... Смеагорл не тосковал о доме - ему было просто холодно и нестерпимо одиноко. И только кольцо он мог попросить о помощи.

Кольцо помогало ему пережить первые, самые страшные дни. Все-таки слишком много навалилось на пятнадцатилетнего подростка - невозможно было в одиночку снести весь этот груз отчаяния и вины, и Смеагорл, чувствуя, как все ближе подступает безумие, начал разговаривать с кольцом. Видимый в любой темноте золотистый ободок терпеливо слушал его горячечные, сбивчивые речи - а потом начал отвечать на них, окончательно убеждая Смеагорла в том, что он сошел с ума.

«Послушай, ты виноват, но не так сильно, как тебе кажется, - шептал тихий голос в его голове, - ты не убивал своего друга. Ты же не мог знать, что у него такое слабое сердце, что он умрет от одного испуга... Это случайность, просто случайность. Ты виноват только в том, что так сильно напугал его. Но твое раскаяние уже во многом оправдывает тебя. Нет, ты не злодей, не убийца... Когда-нибудь ты спасешь другого человека от смерти, и тогда твой счет будет оплачен полностью. А пока - живи, живи, чтобы найти этого человека... и чтобы найти меня, потому что я жду тебя уже тысячи и тысячи лет, и мне не будет покоя, пока я снова не увижу тебя и не попрошу у тебя прощения. Потому что моя вина перед тобой неизмеримо больше, чем твоя перед твоим несчастным другом...»

- Кто ты? - спрашивал Смеагорл снова и снова. - Почему ты ждешь меня? В чем ты виноват передо мной?

Но кольцо ничего не отвечало - только снова появлялось перед его взглядом то же самое лицо, которое он знал теперь лучше собственного. Разметавшиеся черные волосы, страдальчески изогнутые тонкие брови, дрожащие губы - и из-под длинных ресниц сияющие глаза смотрят прямо в его душу с надеждой, болью и такой огромной, всепоглощающей любовью, что сердце Смеагорла чуть не вырывалось из груди. Он был готов бежать, лететь к этому человеку хоть на край света, но тот никогда не говорил, где его искать, и в видении за его спиной всегда было только звездное небо.

Лицо и ничего больше; но Смеагорл знал, что если зажать кольцо в кулаке и сосредоточиться, то его рук коснутся теплые ладони того, кто выковал это кольцо и разговаривал с ним. Сильные и нежные, это могли быть руки воина и менестреля, целителя и кузнеца, их прикосновение изгоняло холод, снимало тоску и боль. Оно было так реально, что не раз Смеагорл открывал глаза, надеясь воочию увидеть перед собой своего ангела-хранителя, - но снова видел лишь темноту и пустоту.

Ангел - так он постепенно начал называть своего дивного собеседника. В большом мире, среди умных людей, читавших книги, таких слов, конечно, никто не употреблял - был Эру Единый, были бессмертные Валар и Майяр - но Смеагорл знал только то, что рассказывала бабка Мальва, а ее религия отличалась простотой и незамысловатостью.

«Есть боженька, - наставительно говорила она внучатам, - живет он на большом острове далеко в западных краях, так далеко, что ни рыба туда не доплывет, ни птица не долетит. Зовут боженьку Манве Сулимо. И есть у него жена Варда, красавица из красавиц. У Манве и Варды много деточек, их зовут ангелы. Ангелы все с крыльями, они летают по небу, видят все, что творится на свете, и боженьке рассказывают. Вот когда на небе ночью звездочки горят, это ангелы на нас смотрят, а днем их не видно, но они все равно здесь».

Дальше шла обычная сентенция о том, что надо вести себя хорошо, тогда боженька наградит, а если ангел увидит, что ты плохой, то боженька обязательно накажет. По версии Мальвы, плохих мальчиков и девочек ждал ужасный Саурон, живший в страшном черном замке на далеком юге. В зависимости от того, как далеко заходила воспитательная мысль Мальвы, Саурон лишал непослушных детей конфет, сказок и новых платьиц, больно порол их ремнем, а иногда - под настроение - живьем ел их без соли и перца. Не то, чтобы Смеагорл безоговорочно во все это верил, но в детских играх ему постоянно доставалась роль Саурона, которого в итоге побеждало ангельское воинство и увлеченно лупцевало на развалинах «страшного черного замка», представлявшего собой несколько гнилых досок. Так что Саурона Смеагорлу было любить определенно не за что. А вот прекрасные ангелы с крыльями и глазами, как звезды - если отрешиться от видения толпы братишек и сестренок, - были не в пример приятнее. И кем же, как не ангелом, был прекрасный создатель кольца, так настойчиво помогавший ему выжить?

Но это имя продержалось совсем недолго. Когда Смеагорл впервые в беседе назвал своего друга ангелом, тот сначала долго молчал, а потом тихо, неловко рассмеялся.

«Я понимаю, кого ты называешь ангелами, - сказал он, - хоть их и зовут иначе, они существуют. Но я не имею к ним никакого отношения, можно даже сказать, что они враги мне».

- Ангелы - враги тебе? - удивленно спросил Смеагорл. - Но ведь ты не человек, верно?

«Нет, не человек».

- Тогда ты должен быть из воинства Саурона! - Смеагорл не то, чтобы испугался, но детские страхи так просто не выбьешь, и на мгновение ему стало не по себе.

Странный смешок тихо прозвучал у него в голове.

«Ну, можно и так сказать», - невидимый собеседник, казалось, пожал плечами.

Мысли Смеагорла несколько путались, но все-таки он уже не был несмышленым ребенком, и пожирающий непослушных детей Саурон не казался ему таким уж страшным. Скорее, ему было любопытно.

- Значит, Саурон есть на самом деле?

«Да», - собеседник усмехнулся. Похоже, его забавляли эти вопросы.

- И что, он такой злой, как про него рассказывают?

«Не знаю... Мне так не кажется».

- И Манве есть? И Варда? И ангелы?

«Есть, - голос собеседника внезапно стал холодным, как лед. - Но я не хочу о них говорить. И у тех, кого ты называешь ангелами, на самом деле нет крыльев».

Смеагорлу стало обидно. Но он чувствовал, что собеседнику неприятен этот разговор, и поспешил свернуть на другую тему.

- Значит, ты не ангел... - он задумчиво поднял камешек, повертел его в руках. - Как же мне тебя называть тогда? Ты не хочешь называть своего имени, но как-то я должен тебя звать? Сейчас я вспомню, что мне рассказывали... Может, ты назгул? Или балрог?

На этот раз его собеседник рассмеялся так неудержимо, что Смеагорл ощутил что-то вроде щекотки во всем теле.

«Ну ты даешь! Если бы только знал, о чем говоришь... Нет, назгулы - это обычные люди, только много знающие и умеющие. А балроги - кстати, никогда не называй их так, если встретишь, это обидное слово, - на самом деле их зовут ахэрэ. Они совсем на меня не похожи, это духи огня, знатоки земных глубин и воины. Раньше их было много, но все погибли в битвах, остался только один... Он живет в этих же горах, только южнее. Может быть, ты увидишь его когда-нибудь».

С горящими глазами Смеагорл жадно слушал рассказ, но когда его собеседник умолк, все-таки снова спросил:

- Но как же мне тебя звать?

Оживление в голосе рассказчика мгновенно исчезло. Он долго молчал, а потом с тоской спрсил:

- Ты не помнишь? Не помнишь, как меня называл?

Смеагорл покачал головой. На языке у него вертелась фраза: «Как я могу вспомнить, как называл тебя, если я никогда тебя не видел?» - но он не произнес ее, потому что чувствовал, что его собеседнику будет больно от этих слов. Он просто спросил еще раз:

- Как мне тебя звать?

Едва слышный голос выдохнул короткое слово. Смеагорл растерялся. Это было не имя, не название расы или народа - совсем незнакомое слово на неизвестном языке.

- Как? - переспросил он.

Дрожащий голос повторил то же слово. Казалось, его собеседник сейчас заплачет.

Смеагорл честно попытался произнести это слово, но не смог - оно звучало настолько непривычно, что не укладывалось на языке.

- Терн? - неуверенно сказал он. - Что-то вроде этого?

Смеагорл был готов засмеяться, так знакомо звучало это имя - совсем как хоббитское - и внезапно осекся: его собеседник плакал. В первый раз он увидел его таким - прекрасное лицо на фоне звездного неба исказилось, белые зубы так прикусили губу, что вот-вот брызнет кровь, а из-под крепко зажмуренных век ползут и ползут медленные, тяжелые, как смола, безнадежные слезы... Губы разомкнулись, горестный шепот обжег Смеагорла:

«Не помнишь... Ты меня не помнишь...»

Видение продержалось всего несколько секунд - словно устыдившись своей слабости, его собеседник скрылся в темноте.

- Прости... - ошеломленно пробормотал Смеагорл. - Прости, я не хотел тебя обидеть... Может быть, я вспомню тебя когда-нибудь, ведь если ты уверен, что я тебя знаю, то наверняка это правда! А пока можно я буду звать тебя Терн? Честное слово, мне не произнести твое имя лучше, чем так...

Судорожный вздох раздался из темноты.

«Можно, - в голосе звучала бесконечная усталость. - Это ты не обижайся на меня, я не хотел перед тобой так расклеиваться... Просто и меня иногда все достает».

Смеагорл рассмеялся - так неожиданно прозвучала эта нарочито разговорная фраза. Чуть позже раздался смех Терна - поначалу немного натянутый, но вскоре ставший искренним и открытым, без горечи и печали... почти без горечи и печали.

* * *

Как бы там ни было, человек не может жить без людей. И волшебное кольцо, разговаривавшее со Смеагорлом, не спасло его от неотвратимо наступающего безумия.

Терн помогал ему как мог - теперь Смеагорл не чувствовал холода и мог часами плескаться в самых холодных родниках, обострил его зрение так, что в кромешной темноте он видел так же хорошо, как и при дневном свете, - но душа Смеагорла медленно погружалась в темную глубину сумасшествия. Постепенно он забывал слова, перестал задавать вопросы - зачем это было нужно, если все равно не о чем думать в этой темноте? Рыба, вода, сон - вот все, что оставалось ему. Впрочем, сны он не любил: ему снились звезды, деревья, люди - все то, чего не было здесь. И мало-помалу он перестал видеть сны, о чем не жалел. Куда проще было просыпаться на том же камне, на котором ты заснул, не мучая себя мыслями о том, куда путешествовала во сне твоя душа.

Терн беспокоился о нем. Сам он не мог начать разговор, но когда Смеагорл надевал кольцо, все время говорил об одном и том же - ему нельзя оставаться в пещере, так он сойдет с ума, надо возвращаться к людям... Смеагорл молча слушал взволнованный голос, а потом так же молча стаскивал кольцо с костлявого пальца и прятал его под камень. Какое-то время ему не хватало ощущения теплых и нежных рук, обнимавших его, но постепенно сами понятия тепла и нежности стали терять смысл для него, пока не остались серыми плоскими тенями где-то на краю сознания.

Последней попыткой разбудить его стали орки. Население небольшого стойбища в пещерах пятью милями выше и южнее активно размножалось: настал день, когда добытчики добрались и до уединенной пещеры Смеагорла. Как же больно ударил его по глазам тусклый оранжевый свет факелов! Прижав ладони к лицу, он спрятал голову в коленях, изо всех сил подавляя крик. Орки остановились на берегу, с недоумением глядя на странное голое существо, корчившееся на каменистом острове посреди озера.

Когда первое изумление прошло и факелы были потушены, стороны разговорились. Орки не смогли произнести слишком мудреное для них хоббитское имя, пришлось остановиться на сокращении «Горлум», которое, впрочем, орки выговаривали скорее как «Голм». Смеагорл невесело усмехнулся, поняв теперь, как тяжело перенес Терн переделку своего имени.

Впрочем, орки оказались довольно дружелюбным и разумным народом, несмотря на устрашающую внешность, от которой Смеагорла сначала бросало в дрожь. Они вежливо поинтересовались, много ли в озере Горлума рыбы и можно ли им, допустим, раз в месяц приходить сюда на лов. Разрешение было дано, орки поблагодарили любезного хозяина и удалились, из уважения засветив факелы только там, где Смеагорл не мог их увидеть.

Пожалуй, только из-за регулярных визитов орков Смеагорл - или Горлум, как он уже привык себя называть, - не разучился говорить окончательно.

Правда, их разговоры всегда выглядели одинаково: два стандартных вопроса - все ли благополучно у хозяина пещеры и хорошо ли ловится рыба - и два таких же стандартных ответа, что, мол, все благополучно, спасибо.

Орки надоели Горлуму, но он терпел их, потому что не хотел никуда уходить. Кольцо он больше не надевал.

Еще несколько раз тоскующий голос Терна прорывался в его сознании, но Горлум гнал его прочь - он нарушал тишину и спокойствие пещеры. Последний раз звездные глаза взглянули на него - уже без надежды - бесплотный голос прошелестел: «Я вытащу тебя отсюда» и затих.

Горлум пожал плечами и нырнул в озеро. Он вовсе не хотел, чтобы его отсюда вытаскивали.